Шамше, не откладывая дела, написал записку и протянул ее Торели.

– Передай начальнику крепости. Я подозреваю, что в этой истории замешан и первый министр. Но ничего не бойся. В его присутствии я так изложу дело царице, что и она будет смеяться. А когда цари смеются, всякое дело кончается благополучно.

Торели поблагодарил, распрощался со всеми и чуть не бегом кинулся из дворца.

Немного погодя Торели и Ваче уже ехали по дороге на Ахалдабу.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Торели уговорил своего друга и даже помог ему продать тбилисскую мастерскую. На прежнем пепелище, тоже, конечно, с помощью Торели, Ваче построил новый дом, и вот из семейного, из родового очага Грдзелидзе снова закурился в небо голубой душистый дымок.

Посадили и новый сад, развели виноградник, и на пустыре, куда забегали только чужие кошки, вновь залаял пес и закричал петух.

Росли, набирая кроны, молодые деревья в саду, росли и дети. Цаго и Шалва все время проводили вместе. Торели приглашал Цаго на уроки, которые он давал своему сыну, ну, а в играх дети и подавно были неразлучны.

Ваче не мог видеть, как резвятся дети, но их голоса постоянно долетали до него, и он думал в это время, что Цаго и Шалва так же дружны, так же любят друг друга, как когда-то дружны были он и та, другая Цаго.

До своей слепоты Ваче очень любил работать в поле или в саду. Теперь он не мог этого делать. Дочка подводила его к дереву, и он, шаря по ветвям, трогал плоды или держал в ладони тяжелую прохладную кисть винограда. Он шевелил губами, молясь богу о плодородии и благоденствии.

Однако совсем бездельничать Ваче не мог. Гончарной мастерской у него теперь не было, и он догадался заняться резьбой по дереву. Сидел у себя на крыльце и целый день что-нибудь вырезал. Его талантливые руки, руки настоящего художника, подчинили себе дерево так же легко, как до этого глину. Он вырезал весьма искусные деревянные чаши, тарелки и другую посуду и утварь.

Когда Торели видел это стремление слепого хоть чем-нибудь заполнить свою жизнь, его охватывала жалость. Что бы ни делал Ваче, он все-таки не жил, а влачил существование, покорно нес тяжелую ношу жизни по дороге, доставшейся ему в удел. Да ведь и сам Торели – разве он жил теперь? Разница была только в том, что Торели видел вокруг себя. Но кто знает, может быть, от этого было еще тяжелее.

Судьба друзей была почти одинакова. Для обоих счастье жизни, радость жизни кончилась тогда, когда погибли их мечты и закатилось солнце их Грузии. Они были рядом, как два дерева, которые хотя и обогревает солнце, и омывают дожди, и обдувает ветром, но на которых не вырастет больше плодов умиротворения и радости.

А на Грузию между тем надвигалась новая беда. Топот и ржанье некованых монгольских коней, казалось, за многие версты достигали ушей Торели и не давали ему уснуть.

Монголы продвигались к Грузии и с юга и с севера. Окотай-хан направил под предводительством Чормогон-ноиона четыре тумена на Иран и Адарбадаган. В то время как Чормогон-ноион покорял эти страны, в Каракоруме на курултае – великом собрании наследников и воинов Чингисхана – было решено идти на Кипчакию и на Русь. Хан Батый, внук Чингисхана, уже раньше бывавший на волжских берегах, снова устремился на север. Севернее Грузии, по ту сторону Кавказского хребта, запылали бесчисленные пожары, все перепуталось и смешалось.

Всегда, как только появлялся враг, с которым справиться не под силу, грузины обращали взоры на север. Первыми ближайшими соседями, у которых можно было позаимствовать военные силы, были кипчаки. Но сейчас им было не до грузин, у них были те же заботы, что и у грузин.

Батый обрушился и на другого, самого могущественного соседа Грузии, на Русь. Войсками, разорявшими Русь, командовал талантливейший из всех монгольских военачальников одноглазый Субудай. Он же был самым жестоким. Субудай громил города и крепости, жег все подряд, казалось – горит сама земля, поголовно вырезал население деревень и сел.

И с юга и с севера долетали до Грузии стоны женщин, плач детей, свист сабель, запах пожарищ.

Монголы разгромили все крепости в Иране и в Адарбадагане. Крепостные стены сровняли с землей. Тех, кто сопротивлялся, татары убивали в бою, тех, кто покорялся, они убивали после боя. Народам, которые оказывались на пути монголов, предстоял выбор: сопротивляться или сдаваться. Но и в том и в другом случае все равно настигала смерть. У сопротивляющихся было хотя бы то преимущество, что они погибали в сражении, в горячке боя, с оружием в руках, то есть умирали славной смертью; покорившиеся же умирали бесславно, после того как у них отбирали все имущество, ставили их на колени и тогда уж рубили головы.

Как вселенский мор, катилась лавина неподкованных коней, и оголенные сабли сверкали из облаков пыли. Впереди этой лавины катилась другая, незримая, она далеко опережала первую, она была – страх и ужас перед монголами.

Ваче никогда не видел татар, но слухи о их беспощадности и неминучести доходили до него, и он метался, не зная, что делать, более беспомощный, чем другие люди.

– Что со мной, Турман, – говорил он, – я боюсь. Я чувствую страх в своем сердце. Казалось, чего бы мне бояться, я и так давно прошу у господа смерти. Мне безразлично, где она найдет меня и когда. Упаду ли я, оступившись, со скалы, или меня зарубит татарин, чего мне бояться? Но я боюсь, или, может быть, это страх за Цаго. Что будет с детьми, когда придут монголы и убьют нас, взрослых людей?

– Да, детей надо спрятать, – согласился Торели. – Где-нибудь найдем надежное убежище и спрячем там.

– Говорят, от них не спрячешься ни в каком убежище…

Монголы заняли Тавриз, разорили Хлат и Валашкерт, сровняли с землей Бардав и подошли к Гандзе.

После взятия Гандзы наступила очередь Грузии. Сначала монголы небольшими отрядами начали совершать набеги на владения пограничных эристави, потом двинулись внутрь Грузии, осаждая по пути города и крепости.

Монголы широко разлились по долинам Грузии.

Торели видел, что монголы пришли сюда не как хорезмийцы под началом Джелал-эд-Дина. Те носились по Грузии из конца в конец, хватали, что плохо лежит, грабили, жгли и уносились прочь, чтобы грабить и жечь в другом месте. А в конце концов и вовсе унеслись, оставив после себя золу и кровь.

Монголы пришли не просто ограбить и потешиться, но и покорить. Они обстоятельно обосновывались в каждой завоеванной крепости, оставляли в ней войска, облагали население данью. Они устанавливали в стране такие порядки, при которых можно получить побольше прибыли. Как видно, они не собирались уходить отсюда, напротив, они везде говорили, что их господство не кончится никогда.

Торели понимал также и то, что отчаянная борьба грузин бессмысленна. Свои сомнения он таил про себя, не желал вносить смуту в ряды самоотверженных. Торели вел себя так, как будто он больше всех других уверен в победе.

Но в конце концов монголам надоела, как видно, эта затянувшаяся война, и они двинули на юг Грузии большие войска. Вода в реках Грузии замутилась от крови, а небо заволокло багряным дымом.

Грузины убедились, что сопротивляться бесполезно, и решили, по примеру других, покориться монголам, выхлопотать у них помилование и мирную жизнь.

С караваном, пришедшим из Антиохии, приехал и армянский купец, который снабжал монастырь книжными новинками со всего мира.

После нашествия монголов связь коренной Грузии с очагами грузинской культуры в Иерусалиме, Антиохии, Афоне, Петризоне почти прекратилась. Монголы перекрыли все караванные пути, они стремились выйти к побережью Черного моря, и если бы им это удалось, Грузия оказалась бы отрезанной от остального цивилизованного мира.

При таком положении дел всякая весточка из западных стран была большой радостью, ибо грузинские ученые, писатели и философы не могли существовать без связей с философами и богословами других просвещенных стран.

Павлиа раньше других узнал о приезде армянского купца и, набив суму свежими книгами, ехал к себе в монастырь. Он торжественно восседал на муле, он был весел, предвкушая ни с чем не сравнимую радость листать драгоценные книги, заочно беседовать с умнейшими и образованнейшими людьми своего времени.